Solidarité Ukraine
INED Éditions. Звуковые архивы, Европейская Память о Гулаге

Темы

13
×

Мы  И ОНИ


Для большинства жертв депортации жизнь в лагере или на спецпоселении в удаленных уголках Сибири и Средней Азии стала первым опытом сосуществования с людьми иного национального и социального происхождения, говорящими на других языках, являющимимся носителями иных обычаев и верований, порой воевавшими на стороне врага.
Вагоны поездов, бараки и трудовые бригады, в которых смешиваются все новые и новые группы заключенных, очереди за пайком, переклички, редкие моменты отдыха и развлечений, школа для детей - все они представляют собой моменты встреч и вынужденного сотрудничества, способные перерасти в дружбу или вылиться в острый конфликт. Эти полные неожиданностей контакты заставляют пересматривать существующие клише и в то же время становятся причиной любви или неприязни по отношению целых национальных групп.
Сталкиваясь с одними и теми же испытаниями, литовцы, латыши, поляки, эстонцы, украинцы, венгры, румыны, немцы, чехи, финны мобилизуют для их преодоления различные культурные и религиозные ресурсы. Все они знакомятся с советским миром и его противоречивыми героями, являющимися для них самым опасным олицетворением инаковости: сотрудниками НКВД, охранниками, уголовниками, диктующими свои законы в лагере, комендантами спецпоселений, а с другой стороны - с остальными заключенными, нередко приходящими на выручку, с нищими колхозниками, работающими бок о бок со спецпереселенцами.
Опыт соприкосновения с этим многообразием судеб, корней, отношений предстает в рассказах свидетелей в качестве самого сложного, противоречивого и стойкого следа депортации.

PDF (103.91 КБ) See MEDIA
Fermer

Фотографии, сделанные в депортации

Немыслимое насилие и жестокость погружают заключенного в человеческую массу, объединенную общей судьбой. Коллективный труд и общие для всех трудности повседневной жизни, идейные расхождения и конфликты, вызванные различиями в социальном и национальном происхождении - всё это превращает годы депортации и заключения в подчас неожиданную череду встреч и моментов солидарности или вражды. Парадоксальным образом лагерь и спецпоселение окажутся для многих местом познания человеческого и культурного разнообразия, пространством, позволяющим преодолеть национальные барьеры.

Fermer

Oрест-Юрий Яринич: Грузинские спецпереселенцы в Ленинабаде

Fermer

Антанас Сейкалис: Представители различных народов в лагере

Fermer

Рассказывает Антанас Панавас

«Постепенно мы привыкли, но вначале Сибирь показалась нам очень мрачной, серой, негостеприимной. Потом, когда пришла весна, поля стали вдруг зелеными, красивыми. А еще мы познакомились с другими людьми. Мы привыкли... местные жители... русские соседи... было много национальностей.... Представляете, русских было меньшинство в поселке. Поселок был тогда большим. Ребята не возвращались из армии, а селились в городе и, как могли, помогали матерям, братьям и остальным, чтобы те тоже уехали из деревни. Все, кто мог, уехал в город. Больше всего в поселке было поволжских немцев. Они были очень добры к нам, мы с ними познакомились. Они тоже были католиками. Потом, в городе... до 1953 года... Еще были калмыки, они тоже были добры. Очень добры. Это были хорошие, честные люди. Были и другие народы, например, чуваши, украинцы... Но больше всего было литовцев и немцев. Литовцы жили дружно.»

Fermer

Смилингис о смерти «персов»

В поселке «Второй участок» бок о бок дружно жили литовцы, поляки, китайцы, иранцы и немцы. Иранцы, которых литовцы романтично называли «персами», были выходцами из высшего общества и отличались элегантностью и смелостью суждений. Однако они не смогли или не захотели адаптироваться к тяжелым условиям ссылки. Анатолий рассказывает нам трагическую историю их гибели, которая еще долго ему снилась в кошмарах. Одним декабрьским утром четырех исхудавших и одетых в лохмотья «кавказских персов» отправили рубить лес. Им выдали инструменты. Анатолий должен был проводить их до вырубки, а потом возвратиться, чтобы учесть, сколько они спилили. Они прошли около километра по ледяному лесу – персы с трудом за ним поспевали. Когда они добрались до места, Анатолий на смеси русского, китайского и литовского объяснил им, что следует делать. Персы думали лишь об одном: как бы согреться. Анатолий разжег костер, оставил им про запас несколько поленьев и ушел осматривать другие вырубки. Когда стало темнеть, он вернулся, но, не увидев дыма, забеспокоился. Он решил, что они, возможно, уже ушли, но, добравшись до места, нашел их застывшими в снегу. Все четверо умерли от холода. В ссылке смерть была повседневностью, и к ней следовало быть готовым в любой сезон. Множество раз Анатолию приходилось зимой перевозить тела умерших, чтобы с таким трудом предать их земле. Он рассказывает, что во время одной из таких «операций» тела умерших на лошади довезли на кладбище в Посткерос. Такие конвои отправлялись один или два раза в день. Добравшись до места, нужно было сначала разгрести снег, а потом с помощью топора выкопать могилы, что в условиях вечной мерзлоты было очень непросто. Он копал, а потом присыпал тело снегом. Проблемы начинались весной, когда снег таял, и являлись оголодавшие бездомные собаки (это продолжалось до тех пор, пока китайцы, которые ели собак, не принялись на них охотиться). Тогда на помощь звали колхозников, и они во второй раз погребали тела, обглоданные псами.

Fermer

Рассказывает Клара Хартманн

«Там царило такое насилие среди заключенных! Это был смешанный лагерь. Русские женщины чувствовали, что сила на их стороне, что им всё позволено, и давали это понять другим. Если они хотели забрать мой хлеб, они ничего не говорили, просто брали его, и всё. И я ничего не могла сказать, потому что иначе они избили бы меня. Так всё и было. 

- А какие ещё национальности там были?

- Самые разные. Со всей Прибалтики: литовки, эстонки, даже финки... Украинок было очень много. Они были более дружелюбные, терпимые, любили знакомиться, но у них самих ничего не было. 

Они были, как остальные. А вот русские получали, что хотели. Они ходили на кухню и возвращались с наполненными до краёв мисками. Если кухарка не хотела давать, они её били. Все их боялись. Они наполняли едой большие миски, возвращались в бараки и ели вдоволь. 
А ещё они ходили туда, где режут хлеб, и приносили столько хлеба, сколько хотели.  
Было большое различие.»