Биографии
Ирена АШМОНТАЙТЕ-ГИДРИЕНЕ
Ирена Ашмонтайте-Гидриене родилась в 1935 г. в Шауляе (Литва). Ее отец был механиком, мать – телеграфисткой. Когда она была беременна, ее вместе с тремя детьми депортировали сначала на Алтай (где родился младший брат Ирены), а год спустя – на крайний север Сибири, в Трофимовск, недалеко от берегов Моря Лаптевых в Северном Ледовитом океане. Там мать заболела, и троих детей поместили в приют. На этих ледяных и негостеприимных просторах Ирена потеряла почти всю семью: сначала маленького брата, родившегося на Алтае, несколько дней спустя – мать, а еще через месяц – сестру.
Затем ее перевели в детский дом в Булуне, в Якутской области. Ее бабушка обратилась к Полине Жемчужиной, жене Молотова, прося разрешения забрать девочку в Литву. Первая попытка обернулась провалом, поскольку человек, который должен был ее сопровождать, взял деньги и исчез, бросив Ирену в аэропорту Якутска. Наконец в 1946 г. девочке удалось вместе с другими сиротами вернуться в Литву. Она поселилась у бабушки в родном городе, где получила образование и стала медсестрой.
Жизнь в приюте
«… было получено разрешение, чтобы меня отвезли домой. В Булуне мы жили без электричества. Шесть месяцев в году там стояла непроглядная полярная ночь. А в июне целый месяц солнце вообще не заходило. По ночам вокруг дома шарили белые медведи… Вместо стекла на окнах стояли ледяные пластины, т.к. стекло не выдерживало 60-градусного мороза. Воду мы получали, плавя снег; для приюта лед носили с реки. Если требовалось истопить баню или что-то еще, приносили куски льда. Баню устраивали раз в месяц… Летом нужно было ходить за хворостом. А там не росло ничего, кроме мелких кустиков, никаких деревьев. По этой якутской реке, вниз по течению, сплавляли бревна. Мальчики из приюта, которые были постарше, вытаскивали их из воды, на берегу пилили и относили их выше, чтобы немного запасти хвороста на зиму. Там не было электричества, и мы пользовались масляными лампами. Мы ходили в школу, но если поднимался буран, то за порог нельзя было даже высунуться. Иногда из приюта до школы протягивали веревки. Ты выходил на улицу, и все, вроде, было в порядке, пока вдруг не терял путь. Так, уцепившись за веревки, мы либо добирались до школы, либо возвращались обратно».
"Ледяной ребенок"
В 1941 г. Ирена Ашмонтайте-Гидриене с братом, сестрой и матерью, ожидавшей ребенка, была депортирована на Алтай. Год спустя они в качестве "слабой рабочей силы" были переселены в северные районы Сибири, в устье Лены. Она вспоминает о болезнях и смертях, обрушившихся на семью:
«Это было в 1942 году. Мама тяжело заболела, она работала… Не знаю, где… Построили барак, и она стала работать в открывшейся там больнице. Это было отделение больницы, всего на несколько палат. Когда она заболела, ее положили туда, началась цинга, голод, болезни. Каждый день хоронили 10-12 человек. Кладбища не было, были большие рвы. Трофимовск стоял на своего рода ледяном острове, во льду делали дыры и клали их, одних за другими, сотнями, тысячами.
Моего брата взяли в рыболовецкую бригаду, ему было 15 лет. Младший брат родился на Алтае, ему еще не было года. Нас троих поместили в детский дом. Это был барак, с одной стороны - больница, с другой - приют для детей. Мы стали жить в приюте. Однажды утром, вскоре после этого мы проснулись и увидели, что братик лежит мертвый. Воспитательница повела нас проведать маму. Она лежала в больнице, вся распухшая, и не могла говорить. Она только спросила у нас, где Ромукас, самый маленький, потому что его не было с нами. Мы сказали, что он умер. Она закрыла глаза и заплакала, нас увели оттуда. Через три дня пришла воспитательница и сказала, что мама умерла…»
Жена Молотова помогла ей вернуться в Литву
«Мой отец написал письмо моей бабушке в Шауляй о том, где я. Не знаю, как он смог обо мне разузнать. Ей сказали обратиться к жене Молотова, Жемчужиной, чтобы меня отправили домой. Бабушка пошла к адвокату, он написал ходатайство, и она его отправила. Жемчужина отвечала за все детские приюты, такова была ее должность. И она связалась с Наркоматом образования в Якутске, а потом с директором нашего приюта. И мне сказали, что я могу возвращаться домой…».