Solidarité Ukraine
INED Éditions. Звуковые архивы, Европейская Память о Гулаге

Темы

19
×

Детство  В ГУЛАГЕ


Продвижение Красной Армии по территории Восточной Польши и Прибалтики в 1940-41 гг. сопровождается несколькими волнами репрессий. Так дети вместе с родителями оказываются в отдаленных деревнях Сибири и Средней Азии; некоторые появляются на свет уже в ссылке. Кому-то из них удается пойти в школу, но большинству приходится работать. Часть детей попадает в детские дома. Начиная с 1944 года, по мере продвижения советской армии на запад жертвами депортаций становятся сотни тысяч крестьянских семей; значительное количество детей и подростков подвергается аресту и допросам, а затем по обвинению в «национализме» или «шпионаже» приговаривается к длительному сроку принудительных работ в ГУЛАГа. Депортация и лагерь становятся местом, где это поколение европейцев вступает во взрослую жизнь.

Голоса и рассказы свидетелей с особой силой передают этот уникальный опыт, в котором страх и боль соседствуют с любопытством и удивлением, вызываемыми знакомством с новым миром, а голод и холод перемежаются с моментами радости и игр. Сегодня все они считают его важнейшим уроком, определившим их жизнь.

Марта Кравери и Анн-Мари Лошонци

PDF (127.95 КБ) See MEDIA
Fermer

Сильва Линарте рассказывает о встрече с волками (В оригинале - на русском)

Fermer

Ирена Ашмонтатите в детском доме

Fermer

Адам Хвалиньский на лесоповале

В этой отрывке Адам Хвалиньский рассказывает о том, как в возрасте 11 с половиной лет работал в Сибири на лесоповале.

Fermer

Адам Хвалиньский рассказывает о том, как работал в Сибири

Адам Хвалиньский рассказывает о том, как в возрасте 11 с половиной лет работал в тайге.

Fermer

Елена Таланина : " Я в 14 лет работала не по 8 часов а по 16 часов ! " (оригинал на русском)

Fermer

Kлара Хартманн рассказывает о допросах

« В тюрьме меня держали вместе с русскими. Поэтому мне не с кем было даже поговарить. В глубине души мне не удавалось поверить в то, что со мной происходит, понять, где я, что я тут делаю, что они сделают со мной. Спустя два или три месяца меня перевели в одиночку. И тут начались допросы, меня заставляли признаться, что я шпионка, и требовали сказать, на кого я работаю. Там был переводчик, солдат из Закарпатья, который хорошо говорил по-венгерски. Он говорил, что мне нужно признаться, потому что если это будет длиться долго, то я умру в тюрьме. Но я сказала ему: «Я не была шпионкой, я не знаю, что это...». Он настаивал, чтобы я призналась, и это мучение, это давление на меня продолжалось очень долго. Допросы шли и днем, и ночью, они не давали мне спать. В камере меня заставляли стоять весь день. А солдат подсматривал в глазок, чтобы я не ложилась, а гуляла по камере. В общем, они пытали меня, чтобы я как можно скорее сказала то, что они хотели услышать. Под конец я уже ничего не могла делать. Я была полностью опустошена, мне не давали ни есть, ни спать. Тогда я сказала, что я действительно шпионка, но мне еще нужно было подписать бумагу с признанием. Еще им нужно было, чтобы я сказала, где я всему научилась, в какой школе, кто были мои учителя… Но на это мне совершенно нечего было сказать, ведь я не была шпионкой, я и понятия не имела ни о чем таком. Они, по совету переводчика, сами написали все, что могли. Затем прошло несколько месяцев. И под Рождество меня вызвали в кабинет, чтобы я подписалась под приговором к десяти годам. Переводчик сказал мне, что я проведу десять лет в лагере, но что бояться не надо, все будет хорошо, может быть, мне даже удастся выжить и тогда через десять лет меня выпустят и я буду жить в России, мне дадут работу и жилье, и все пройдет. Я была почти рада…

Я не могу рассказать… как сказать… я не смогу описать все, что со мной случилось в этой тюрьме, потому что там было все: было и так, что меня помещали под кран и капли воды без остановки капали мне на голову. Меня пытали так и холодной водой, они называли это «бокс» ???. Я чуть не умерла от холода. А потом меня забирали оттуда и вели на допрос».

Fermer

"Репатриация" латышских и эстонских сирот

По инициативе Министерства образования Латвии в 1946 г. дети латышских спецпереселенцев, потерявшие одного или обоих родителей, получают разрешение вернуться на родину. В годы войны многие дети лишились родителей, и даже если их матери живы, все понимают, что, несмотря на тяготы разлуки, на родине у них больше шансов выжить. 

Таким образом, в 1946-47 гг. в Прибалтику возвращается около 1300 латышских и, реже, эстонских детей. И сегодня многие из них, несмотря на наличие документальных доказательств, не верят в официальный характер этой меры и объясняют свое спасение везением или героическими действиями отдельных людей. Для Сильвы Линарте и ее сестер детский дом в Риге становится символом (относительного) изобилия. Попав сюда после нескольких лет в Сибири и долгого изнурительного пути, дети в первое время отказываются от еды. Работающему в детдоме врачу удается понять причины такого поведения: он распоряжается дать им картошку - единственный известный ссыльным детям вид пищи. 

Для этих детей, попавших на родину раньше других категорий депортированных, возвращение и новое знакомство с родной землей становятся настоящим потрясением, навсегда запечатлевшимся в памяти. Aушра Залкмане, ее сестра Лилия Кайоне и Пееп Варью также были в числе вернувшихся.

Fermer

Ностальгия и патриотизм (Марите Контримайте)

В Сибири литовцы собирались вместе и пели «Отпустите на родину» или читали стихи. Мать Марите Контримайте много рассказывала дочери о литовских традициях и легендах. Так у девочки возник идиллический образ родины.

Fermer

Пееп Варью рассказывает о тяжелой жизни в детдоме

Fermer
Мальчик на лесоповале
© Музей жертв геноцида, Вильнюс
Irina Tarnavska (à droite) en déportation avec sa sœur et sa grand-mère en 1951
© Irina Tarnavska
Irina Tarnavska (en bas à droite) en déportation, 1951
© Irina Tarnavska
Irina Tarnavska (à gauche) avec son père et ses sœurs en Sibérie
© Irina Tarnavskaa
Семья депортированных в вагоне, на пути в Красноярскую область, октябрь 1951 г.
© Музей жертв геноцида, Вильнюс
Siiri Raitar (en haut tout à droite), dans sa classe en Sibérie, 1951
© Siiri Raitar
Une famille estonienne en Sibérie
© Siiri Raitar
Семья спецпереселенцев, 1952 г.
© Музей жертв геноцида, Вильнюс
Семья литовских спецпереселенцев в Иркутской области, 1949 г.
© Музей жертв геноцида, Вильнюс
Juliana Zarchi (au centre) à l’école au Tadjikistan
© Juliana Zarchi
Ученики школы в Хар-Кутуле, Бурятия, 1954 г.
© Rimgaudas Ruzgys
Мать и сестра Римгаудаса Рузгиса Регина, 1953 г.
© Rimgaudas Ruzgys
Мать и сестра Римгаудаса Рузгиса с подругами
© Rimgaudas Ruzgys
Римгаудас Рузгис с детьми переправляются через болото на бревнах, 1955 г.
© Rimgaudas Ruzgys
Детдом для польских детей
© Janina Borysewicz
Enterrement de la sœur de Danuta Wojciechwska au Kazakhstan
© Danuta Wojciechwska
Семья литовских спецпереселенцев в Иркутской области, 1949 г.
© Музей жертв геноцида, Вильнюс

"Путевка в жизнь"

Детство, в котором переплелись шок разлуки, скитания, голод, холод, страх, изнурительный труд ради лишнего пайка - и в то же время знакомство с неведомой природой, школа и игры с друзьями. Так росли дети в Гулаге.

Fermer

Детский дом в Иркутске

Детский дом в Иркутске

Жизнь в реальных детских домах имела мало общего с тем, что показывает советская пропаганда в этом фрагменте кинохроники.

Fermer

В детском доме в Ленинабаде

В результате амнистии «польских граждан, находящихся на советской территории» (август 1941 г.) семья Вельш переселяется из Архангельской области в Киргизию, затем переезжает в Казахстан, а оттуда в столицу Таджикистана Ленинабад. Здесь они селятся в красивом доме, и Генри впервые в возрасте 9 лет идет в школу. Его матери некогда им заниматься, и она решает отдать его в польский детдом. У Генри остались о нем хорошие воспоминания: «Я был рад оказаться в детском доме, быть среди детей, а не только взрослых, как раньше».

Фотографии друзей по детскому дому и сегодня смотрят на нас со стен кабинета Генри Вельша в Риме.

Fermer

Александра Беломестных подростком встает за плуг